Перемещение перегородки оказалось долгой работой, а это была только одна из стен в трехсторонней комнате, которые я планировал установить вокруг гостиной.
Астрид с детьми были в Кухне. Наверное, обедали.
Я не хотел чувствовать себя обделенным, но, конечно, чувствовал.
Я сосредоточился на моем плане по переустройству нашего благоустройства.
В нашем отделенном жилом пространстве, кроме спальных мест, будут еще собственная “кухня” и главное хранилище.
И тогда наш Поезд, с нашими кроватями, окажется прямо там. Нам необходимо будет выходить наружу, только, чтобы сходить на Свалку или за дополнительными припасами.
Часть моего разума осознавала, что даже если мы останемся в "Гринвее" очень, очень надолго, я продолжаю двигаться вперед. Но все, о чем я мог думать в тот момент, это о том, что мне хотелось продемонстрировать Астрид, что у меня есть отличные идеи, и что я умный и независимый, и что я могу передвигать очень тяжелые предметы.
Это правда.
***
К тому времени как я притащил вторую перегородку к гостиной, Астрид с малышами вернулись с Кухни. Мы с Астрид игнорировали друг друга.
Она молча протянула мне бутерброд с арахисовым маслом и фруктовым джемом, а я, молча съев его, вернулся к работе.
Бутерброд с арахисовым маслом и фруктовым джемом очень вкусный, но я полагаю, что это общеизвестно.
Дети пытались играть в настольные игры под елочной гирляндой.
Каролина играла лежа на боку. Девочка выглядела измотанной.
— Дин, иди, поиграй с нами в "Монополию", — скомандовала Хлоя. — У Каролины и Генри совсем не получается.
— Нет! — рявкнул я.
Три детские головки тут же поднялись, и в глазах Астрид, направленных на меня, застыл вопрос.
Я думаю, что в «Гринвее» резкий тон кого-нибудь из нас с первой группой требовал немедленной оценки риска.
— Я в порядке, — проговорил я. — Проехали.
И ушел.
Пусть себе смотрят.
"Монополия" принадлежала нам с Алексом. Они никогда не поймут, что это была наша с ним игра, со своими стратегиями и традициями, и они никогда не поймут всей ее многогранности.
Я не хотел, чтобы они в нее играли.
Направившись в отдел игрушек за следующей перегородкой, я размышлял о том, что вообще никогда бы не играл в "Монополию" с кем-то, кроме Алекса. Никогда, никогда, никогда, никогда.
Возможно, я вел себя слегка как ребенок.
А, наверное, это и к лучшему, что я работал над грандиозным проектом, который требовал от меня передвижения тяжелых предметов.
Отсоединение третьей перегородки причинило мне некоторые неприятности. На полпути оттуда ее колеса застряли и перестали крутиться, так что мне пришлось вернуться за другой.
Когда я в отделе игрушек, лежа на животе, работал над разблокированием защелки на новой перегородке, то услышал тихие шаги Астрид, подошедшей ко мне сзади.
— Дин, — произнесла она. — Прошу прощения, если я была... слишком враждебной или что-то вроде того.
Она произносила это не с сожалением, ее голос звучал обеспокоено.
Смотря на нее снизу, я увидел под теплой кофтой ее живот.
Там была небольшая возвышенность. Маленький холмик.
Меня словно внезапно осенило, что она беременна. Что, возможно, я должен помнить об этом и не дать ей сломаться, когда она ведет себя так... гормонально.
— Можешь подойти, пожалуйста? — произнесла она.
Я приподнялся и посмотрел на Астрид.
Она, вроде бы, прикусила губу.
— Каролина уснула, и когда я подошла, чтобы перенести ее... Она горячая. Очень горячая.
***
— Это не моя вина, — отметила Хлоя, когда я приблизился. Она слонялась снаружи их общей с близнецами “спальни”. — Я говорю это только потому, что не во всех этих крысиных делах виновата я.
Два матраса занимали все напольное пространство их спальни.
Малыши завесили все зеркало карандашными рисунками домов, деревьев, семей – всевозможными обычными вещами нарисованными маленькими детьми. Конечно, обстоятельства нашей жизненной ситуации делало их еще более трогательными.
На рисунке Генри, который действительно уничтожил меня, были изображены три человечка. Я говорю "человечка", но они, скорее всего, напоминали улыбающиеся овальные картофелины с полосками в виде рук и ног.
Длинные, паукообразные пальцы, прорастали и наслаивались на концах ручек — три фигуры держались за руки. У фигуры слева был небольшой красный пузырь на голове.
У правой фигуры вместо волос — длинные красные каракули, и у той, что посередине — коричневая кожа и два черных сучка на макушке.
Джози. На рисунке Джози с близнецами.
Боже, я мечтал, чтобы Джози оказалась здесь.
Каролина была бледной и потной. Она лежала на матрасе, на полу, простыни и одеяла скрутились и запутались.
Генри лежал рядом с ней, вплотную прижимая свое лицо к ее лицу.
— Она не заразная, — сказал он, защищаясь. — Мне можно здесь находиться.
— Конечно, можно, — согласился я.
Я опустился на матрас. Повсюду воняло ночным горшком. Я увидел какие-то старые тряпки и, скорее всего, несколько использованных подгузников, затолкнутых в углу.
Близнецы были слишком напуганы, чтобы вставать и идти ночью на Свалку, поэтому пользовались подгузниками. Но дело не в этом.
— Эй, Каролина, — мягко сказал я. — Как дела?
— Хорошо, — ответила она.
Из уголков ее глаз сочились слезы. Она не вытирала их. Они попадали на Генри, потому что его лицо вплотную прижималось к ее лицу.
Он тоже не смахивал их.
— Я собираюсь взглянуть на твою ногу.
Я потянул за закрученные вокруг ее ног покрывала.
— Ее нога горячая, — сообщил Генри.
Как только я сдвинул простыню, то увидел, что Генри прижимал свою ногу к повязке на ноге Каролины.