Небо в огне - Страница 34

Она пробила капсюль на конце сигнальной ракеты.

Затем вспыхнул красный огонек, и на кончике изрыгнулся ярко-красный свет. Сахалия держала сигнальную ракету так далеко от своего тела, как только могла.

Неоново-оранжевый свет осветил ее. Я никогда не забуду, как она тогда выглядела. Ее длинные волосы, выглядывающие из-под слезшей маски-чулка. Поношенный желтый дождевик поверх пяти слоев.

Улисс и Макс, съежившиеся позади Сахалии, обнимающие друг друга изо всех сил, в воздушных масках, закрывающих их лица. Они все в грязи и в гнили, и она тоже, а позади, со всех сторон ямы, торчащие корни и камни.

— Я должна вроде как подбросить ее? — спросила Сахалия.

Нико взял из рук девушки ракету и швырнул ее через край ямы, закидывая на траву.

Нико завернул Макса в брезент, чтобы уберечь от еще большего попадания воды на малыша. Теперь влага жгла Максу лодыжки и ступни, и он продолжал издавать эти низкие, животные стоны.

Улисс принялся молиться на испанском языке, а Батист — на английском.

А потом начался дождь.

Вот когда Сахалия попросила у меня мой блокнот.

Там она написала:

«Меня зовут Сахалия Веннер.

Видимо мы умрем, и я хочу написать тому, кто это найдет. Если это письмо попало к вам, пожалуйста, передайте его Партрику Веннеру, в Монументе, на трассе СО, Макшейн Плейс, 106.

Папочка, прости меня, что я не была хорошей девочкой. Если бы я могла вернуть время, я бы вставала по утрам, помогала бы тебе готовить завтрак и мыть посуду, когда бы ты меня не попросил. Я не знаю, насколько хорошо бы это у меня получалось, но это правда.

Не знаю, почему мы все время ссорились. Сейчас я не знаю, почему была так зла на тебя. Я действительно не могу вспомнить.

Хочу, чтобы ты знал, что после града, я находилась в «Гринвее». Прямо здесь, в нашем городе. Я не знаю, где ты и жив ли еще. Но я была здесь со всеми этими детьми, которых сейчас люблю, словно они мои братья и сестры.

Здесь я влюбилась в парня, и сейчас, вероятно, он мертв. Я думаю, он бы тебе понравился, хотя не уверена. Его звали Брейден Катласс, и у него были самые красивые карие глаза.

Жаль, что я не смогу стать модельером или певицей, как мне хотелось. Жаль, что я не смогу прожить жизнь где-нибудь в Лос-Анжелесе, и осуществить свои мечты. Но нет больше мира – теперь эти мечты мертвы. Больше всего, я хочу, что ты, папочка, найдя это письмо, узнал, что я очень сильно люблю тебя, и все о чем я могу думать — это чтобы ты узнал об этом. Я предполагаю, возможно, ты уже умер и уже знаешь, что в моем сердце.

Или возможно ты знал все это время. Это было бы самым лучшей вещью. Лучше, чем я заслуживаю. Если бы ты каким-то образом узнал бы все давным-давно, как я по-настоящему к тебе отношусь.

С любовью, твоя девочка,

Сахалия».

Там было то, что хотел сказать каждый:

Батист: «Мама и папа, если я умру, я проснусь на небесах и возможно там я увижу вас. С любовью, Батист».

Макс: «Мама и папа, мне жаль, что я вас не нашел. Ведите себя хорошо и не ссорьтесь!»

Уилисс: «Уилисс Домингез».

Улисс: «Улисс Домингез».

Нико ничего не просил у меня написать.

— Прекратите писать в этом блокноте! – закричал он. – Мы выберемся отсюда. Давайте запустим больше ракет. Кто-нибудь должен быть там.

Он зажег и бросил красную, еще красную, и белую ракеты.

Мы ждали, а дождь начал просачивается сквозь наши слои.

Через некоторое время, Макса стошнило.

Его вырвало внутри воздушной маски, там было много крови.

— Помогите нам! – закричала Сахалия. – Кто-нибудь помогите нам!

У нас все еще была его старая воздушная маска, так что мы зразу же попытались заменить ее.

Нико не нужно было звать меня. Я опустился на колени рядом с Максом и приготовился помогать.

Сахалия по-прежнему пронзительно кричала, ее голос звучал грубо и хрипло.

— Задержи дыхание, приятель, — сказал Нико Максу, но тот задыхался и захлебывался.

Нико снял воздушную маску. Лицо Макса было месивом. Красное, покрытое волдырями вокруг рта, носа и глаз, а кровь капала с его подбородка.

Я прижал новую воздушную маску к лицу малыша, и он с трудом задышал.

Звук был приглушенный.

Звук был ужасный.

Макс умирал.

Нико издал страдальческий, разочарованный вопль. Затем он вскочил, словно его ужалили.

И повернулся ко мне.

— Вот что мы сделаем. Я подброшу тебя, а ты ухватишься за край и заберешься наверх.

— Ладно, — пожал я плечами. Я плакал.

Макс умирал.

Нико сделал колыбель из рук, а я поставил свою ногу на них, а он попытался поднять меня. Потребовалось несколько попыток, чтобы получился правильный угол.

С пятой или шестой попытки я взобрался довольно далеко.

Схватил какую-то траву на краю, но она была такой скользкой.

Я хотел продолжать, но корень исцарапал мое лицо, и я истекал кровью.

Нико начал молиться.

Я не хотел на это смотреть.

— Господи, — сказал он. — Пожалуйста, Господи, пожалуйста, отправь нам помощь, потому что я не могу справиться сам!

Сахалия подалась вперед и обняла Нико, ее тело прижалось к его, и я тоже подошел, и образовалось две группы: первая — Сахалия, Нико, и я; и вторая — Батист, Улисс, и Макс.

А затем... затем раздалось крошечное «Эй!»

Пожилой голос. Но сердитый.

— Кто выпустил эти ракеты? Эй?

Затем мы загалдели. Я подскочил.

Мы все закричали и завопили, но Нико заорал на нас:

— Замолчите! ЗАМОЛЧИТЕ! ЕСЛИ ХОТИТЕ ЖИТЬ, ЗАТКНИТЕСЬ!

Затем Нико предупреждающе выкрикнул.

— Мы упали в яму. Не подходите слишком близко — можете провалиться!

— Я не провалюсь! Я не глупый, — раздался голос.

Потом ослепительный свет осветил нас сверху, переходя от одного ребенка к другому.